10 декабря 2012.
/46ТВ/.
- Началось всё с того, что от моих предков остались альбомы 1914 года, журналы... Не должно же это было просто так пропасть! Я всё изучила и начала писать... - рассказывает Ольга Конорева.
Три девицы под окном – первое произведение Ольги Коноревой, которое вышло в свет под эгидой курского Союза писателей.
Охарактеризовать жанр, в котором творит Ольга Конорева, чрезвычайно сложно. Её новая книга – настоящий микс из любовной драмы, детектива и исторического романа. Одна из её героинь – приятная дурнушка, вторая – неприятная красавица, а третья и вовсе больна шизофренией!
- Да, у меня есть знакомый, больной шизофренией, который мне рассказал о своих видениях, об ангелах, которые с ним разговаривали, - объясняет автор.
Новая книга издана на средства самой писательницы, причем, весьма скромным тиражом. Найти её можно в книжной лавке курского Союза писателей, в галерее АЯ и в одном из книжных магазинов.
Курские писатели активно обсуждают творение Ольги Коноревой. Сюжетные линии переплетаются настолько причудливым образом, что каждый пытается разглядеть в произведении каких-то прототипов… На что сама Ольга Конорева загадочно отвечает, что прототипы есть, но кто конкретно, пусть останется тайной. Увы, но при всей увлекательности книги, писательница не делает попыток сделать свое творчество достоянием широкой общественности. Она считает, что «пробиться» в крупное издательство практически невозможно.
- Моя приятельница, которая работает в одном крупном издательстве, сказала, что таких, как я, миллионы, что «пробиться» практически невозможно. Ну я и не стала пытаться, - объясняет Ольга Конорева.
Ольга Конорева не умеет продавать свое творчество, но она любит и хочет писать. И у нее уже есть несколько новых романов.
- Я просто подумала, какую бы мне такую интригу придумать, чтобы на ней роман построить. Я придумала эту интригу, у меня получился громадный роман времен Шекспира, Елизаветы... Я использовала историю одной девочки, которую я списала немного со своей подруги…
Еще один роман – «Князь Владимир» - сейчас находится в редактуре. Курянка Ольга Конорева творит. И, конечно же, надеется, что её творчество заметят и оценят.
Одна из первых глав новой книги «Три девицы под окном»
Весна незаметно перешла в лето. Дохнуло жаром, опалило землю, пробудив к жизни всё, что могло жить. И жило – по-весеннему яркое, сочное, буйное, радуя и глаз и душу.
День памяти святых Кирилла и Мефодия в учебных заведениях считался праздничным – были сокращены уроки, отслужены молебны, а послеобеденное время отдано возможным развлечениям.
На праздник, если позволяла погода, девочек Курского епархиального училища выводили на прогулку – за пределы училищных ворот, на волю. Так было и в этот день последнего предвоенного лета. Классная дама четвёртого класса, Анна Афанасьевна, дородная женщина средних лет, вывела своих питомиц в парк Боевой Дачи. Двадцать девочек четырнадцати-пятнадцати лет в одинаковых тёмных платьицах и чёрных фартуках, плотно, как кираса закрывающих грудь и шею, весёлой гурьбой сбежали по крутой тропинке вниз. Они расположились в обычном для их прогулок месте, откуда видна была река и песчаная тропка, по которой прогуливались отдыхающие. Кто-то из девочек упал прямо на траву, кто-то сел на раскладные стульчики, по примеру Анны Афанасьевны захватив их с собой, а кто-то оккупировал ствол большого поваленного бурей или временем дерева. Расположившись, воспитанницы тут же достали из вышитых ридикюльчиков работы – Анна Афанасьевна не позволяла своим ученицам даже отдыхать без дела. В руках у девочек появились вязальные принадлежности, пяльцы, а у кого-то и книги или бумага с карандашами для зарисовок. Не переставая щебетать, молодёжь успевала и работать, и зорко наблюдать вокруг, шныряя по местности быстрыми любопытными глазами.
Три девочки, сидящие на стволе поваленного дерева, тоже были заняты делом. По крайней мере, две из них, поскольку одна, Лиза Кускова, удобно раскинувшись меж зелёных ветвей с книгой на коленях, только делала вид, что читает. Это была, пожалуй, самая красивая девочка из всех присутствующих. Она обладала внешностью так сказать, поэтически-романтической – хрупкая грация фигурки и несколько бледная кожа, и белокурые волнистые волосы, что обрамляли её детски-невинное личико с голубыми глазами под тёмными, чёткого рисунка бровями, изящным носиком и маленьким, пухлым как у ребёнка ртом.
Две её подруги по внешности были значительно проще. Разве что Зинаида Госкина, сидящая неподалёку с карандашом и бумагой на коленях. Маленькая и тонкая, она была похожа на цыганку. У неё была оливкового цвета кожа и пышные иссиня-чёрные волосы. Заплетённые в две толстые косы, они оттягивали назад её несколько крупную голову, придавая девочке вид горделивый и независимый. А глубокие, чёрные, полные неясного беспокойства глаза и полноватые вишнёвые губы, всегда чуть приоткрытые, словно девушке не хватало воздуха, выдавали натуру страстную и мечтательную.
Третья из подруг, Шурочка Василевская и вовсе красотой не отличалась. Очень высокая и худенькая, она имела тело простолюдинки, привыкшей к тяжёлому труду. Тёмно-русые, довольно жидкие волосы её были заплетены в две недлинные косы. Лицо портили низкий лоб, маленькие глаза и несколько тяжеловатый подбородок. Хотя в юношеской миловидности ей так же нельзя было отказать, и особую роль в том играло выражение лица девушки – её глаза смотрели на мир со спокойной ласковой приветливостью, губы слегка улыбались. Сидя на краю ствола, она с увлечением вывязывала крючком, ловко снующим в её пальчиках, тонкое филейное кружево прошвы. Работая, она тихо напевала, а весь окружающий мир словно вторил ей: жужжали пчёлы, летали бабочки, чирикали поодаль воробьи и, прочищая горлышко, готовился к сольному выступлению соловей.
Неожиданно мирное времяпровождение сидящих на дереве, было прервано негромким взволнованным восклицанием красавицы Лизы:
– Вот он, глядите-ка, вон, вон идёт с матерью!
Все, кто слышал её, невольно повернулись и увидели: по дорожке над рекой шли двое – молодая дама в трауре и юноша-гимназист, который бережно поддерживал её под локоть. Они шли медленно, прогулочным шагом. Дама печально клонила голову в шляпке с вуалью к плечу юноши. Она была красива. Молодой человек был под стать ей. Высокий, хорошо сложенный, с прекрасной выправкой, он скорее походил на офицера. Форменная курточка синяя с красным воротником и серебряными пуговицами прекрасно сидела на его широких крепких плечах, мягко облегая тонкий стан. Синие брюки были хорошо отутюжены. Блестели кончики начищенных ботинок. Лицо его тоже было примечательно, оно отличалось благородной изысканностью черт и прекрасным, бледно-матовым цветом гладкой как у девушки кожи. Только чуть полноватые губы с лёгким пушком над ними нарушали общую картину изысканности, придавая лицу юноши выражение простодушия и доброты. У него были светлые волосы и большие глаза, широкие тёмные брови оттеняли высокий ясный лоб, на который молодой человек надвинул форменный картуз с красным околышем.
– Вот, видите, это он, – понизив голос почти до шёпота, повторяла Лиза, – князь Сергей Александрович… Он – сын полковника Гоккера. Полковник скончался недавно, оставив жене, сыну и дочери огромное состояние. Сестра его Лидия ещё маленькая…. А Сергей в этом году заканчивает гимназию и собирается идти по следам отца. Мундир прекрасно подойдёт ему, не правда ли?
– Да, хорош, – пропела черноглазая Зинаида, – но куда нам, безродным бесприданницам до таких…
– Не скажи, – Лиза горделиво отвела от лица прядку светлых волос, – красота тоже чего-нибудь да стоит. По крайней мере, когда мы пару раз столкнулись с ним на улице, он обернулся мне вслед. Да мне и не сложно привлечь его внимание – наш дом на Меленинской, где мы снимаем комнаты, находится почти напротив их дома. О, у них такой прелестный особнячок в глубине двора! Вокруг чугунная решётка, заросли белой акации и огромная клумба перед входом. Должно быть, жить в таком особняке всё равно что в раю!
И Лиза, воображая себя дамой из полковничьего особняка, лениво выпрямилась и важно выгнула спинку. Зинаида, провожая взглядом молодого человека, голосом, дрогнувшим от волнения, проговорила:
– Да я бы за таким и без денег и без особняков на край света ушла бы…
– Фи, чем бы ты стала для него без денег! Ты наскучила бы ему за пару недель! Такие как он не мыслят себе женщин без шёлкового белья, без французских духов…
– И всё-таки любовь выше денег. Я надеюсь, я очень верю, что Господь услышит меня и пошлёт мне то, о чём я мечтаю.
Лиза презрительно передёрнула плечиками и повернулась к Шурочке, почему-то раздосадованная её упорным молчанием.
– Одна наша Шурочка ни о чём не мечтает, – проговорила она с небрежностью. Девушка, услышав своё имя, подняла голову от рукоделия.
– А что мечтать, – сказала она с невозмутимым спокойствием, – Господь лучше знает, что нам полезно и потому всё будет не по нашему хотению, а по Его Промыслу о нас. Просто надо жить так, чтобы Промысел Его был… был не слишком тяжек…
– Конечно, имея в банке золото на счету, можно жить не тужить и на Бога надеяться! – неожиданно резко высказалась Лиза.
– Да какое там особенно золото, – Шурочка почему-то смутилась.
– Да какое ни есть, а золото. Приданное, значит. У нас же с Зинаидой всё приданное – рваная шляпа, да пара битых чашек…
– У меня и того нет, – вздохнула Зинаида.
После ужина и вечерней молитвы девочки разошлись по спальням, или как их называли в подобного рода учреждениях – дортуарам. Большая комната с белёными стенами и огромными окнами, на которых почему-то не полагалось вешать шторы, служила спальней для учениц четвёртого класса. Узкие металлические кровати стояли близко друг к другу, места между ними хватало лишь для маленьких стульчиков под одежду. Кровати Шурочки, Лизы и Зинаиды стояли рядом с самого начала, ещё когда только девочки поступили в первый класс. Должно быть, именно поэтому они и сдружились – три одинокие напуганные жизнью сиротки. Впрочем, оказалось, что девочки очень разные, и разного у них было больше, чем общего – характеры, привычки, взгляды, и с годами эта разница только усугублялась. Всё чаще между ними вспыхивало раздражение, в душах поселялось непонимание, а иногда и злоба, только дружба не рвалась, спаянная привычкой и одиночеством. Камнем преткновения, как правило, служила Зинаида, которая, как и большинство в их классе, тянулась к приветливой и ласковой Шурочке. Это выводило из себя Лизу, и чувство ревности не давало ей покоя. Уже не первый год она делала попытки оторвать Зинаиду от Шурочки и привязать к себе, отчего по отношению к Шурочке Лиза нередко позволяла себе грубые выходки и насмешливые замечания.
В молчании, под строгим надзором классной дамы, девочки сняли и повесили на стульчики свои форменные платья, фартуки, чулки и, переодевшись в длинные белые рубашки с воротничками под горло, легли. Легли, каждая, как этого требовал училищный устав – на спину, положив руки поверх одеял. Иначе спать девочкам не позволялось. После чего был потушен свет и Анна Афанасьевна, пожелав воспитанницам спокойной ночи, чинно вышла.
Сложив руки на груди, как всегда послушная, Шурочка закрыла глаза. Под ресницами мелькали яркие воспоминания дня, блеск реки, сочная зелень рощи и юноша, заботливо склонившийся к печальной даме…
- Началось всё с того, что от моих предков остались альбомы 1914 года, журналы... Не должно же это было просто так пропасть! Я всё изучила и начала писать... - рассказывает Ольга Конорева.
Три девицы под окном – первое произведение Ольги Коноревой, которое вышло в свет под эгидой курского Союза писателей.
Охарактеризовать жанр, в котором творит Ольга Конорева, чрезвычайно сложно. Её новая книга – настоящий микс из любовной драмы, детектива и исторического романа. Одна из её героинь – приятная дурнушка, вторая – неприятная красавица, а третья и вовсе больна шизофренией!
- Да, у меня есть знакомый, больной шизофренией, который мне рассказал о своих видениях, об ангелах, которые с ним разговаривали, - объясняет автор.
Новая книга издана на средства самой писательницы, причем, весьма скромным тиражом. Найти её можно в книжной лавке курского Союза писателей, в галерее АЯ и в одном из книжных магазинов.
Курские писатели активно обсуждают творение Ольги Коноревой. Сюжетные линии переплетаются настолько причудливым образом, что каждый пытается разглядеть в произведении каких-то прототипов… На что сама Ольга Конорева загадочно отвечает, что прототипы есть, но кто конкретно, пусть останется тайной. Увы, но при всей увлекательности книги, писательница не делает попыток сделать свое творчество достоянием широкой общественности. Она считает, что «пробиться» в крупное издательство практически невозможно.
- Моя приятельница, которая работает в одном крупном издательстве, сказала, что таких, как я, миллионы, что «пробиться» практически невозможно. Ну я и не стала пытаться, - объясняет Ольга Конорева.
Ольга Конорева не умеет продавать свое творчество, но она любит и хочет писать. И у нее уже есть несколько новых романов.
- Я просто подумала, какую бы мне такую интригу придумать, чтобы на ней роман построить. Я придумала эту интригу, у меня получился громадный роман времен Шекспира, Елизаветы... Я использовала историю одной девочки, которую я списала немного со своей подруги…
Еще один роман – «Князь Владимир» - сейчас находится в редактуре. Курянка Ольга Конорева творит. И, конечно же, надеется, что её творчество заметят и оценят.
Одна из первых глав новой книги «Три девицы под окном»
Весна незаметно перешла в лето. Дохнуло жаром, опалило землю, пробудив к жизни всё, что могло жить. И жило – по-весеннему яркое, сочное, буйное, радуя и глаз и душу.
День памяти святых Кирилла и Мефодия в учебных заведениях считался праздничным – были сокращены уроки, отслужены молебны, а послеобеденное время отдано возможным развлечениям.
На праздник, если позволяла погода, девочек Курского епархиального училища выводили на прогулку – за пределы училищных ворот, на волю. Так было и в этот день последнего предвоенного лета. Классная дама четвёртого класса, Анна Афанасьевна, дородная женщина средних лет, вывела своих питомиц в парк Боевой Дачи. Двадцать девочек четырнадцати-пятнадцати лет в одинаковых тёмных платьицах и чёрных фартуках, плотно, как кираса закрывающих грудь и шею, весёлой гурьбой сбежали по крутой тропинке вниз. Они расположились в обычном для их прогулок месте, откуда видна была река и песчаная тропка, по которой прогуливались отдыхающие. Кто-то из девочек упал прямо на траву, кто-то сел на раскладные стульчики, по примеру Анны Афанасьевны захватив их с собой, а кто-то оккупировал ствол большого поваленного бурей или временем дерева. Расположившись, воспитанницы тут же достали из вышитых ридикюльчиков работы – Анна Афанасьевна не позволяла своим ученицам даже отдыхать без дела. В руках у девочек появились вязальные принадлежности, пяльцы, а у кого-то и книги или бумага с карандашами для зарисовок. Не переставая щебетать, молодёжь успевала и работать, и зорко наблюдать вокруг, шныряя по местности быстрыми любопытными глазами.
Три девочки, сидящие на стволе поваленного дерева, тоже были заняты делом. По крайней мере, две из них, поскольку одна, Лиза Кускова, удобно раскинувшись меж зелёных ветвей с книгой на коленях, только делала вид, что читает. Это была, пожалуй, самая красивая девочка из всех присутствующих. Она обладала внешностью так сказать, поэтически-романтической – хрупкая грация фигурки и несколько бледная кожа, и белокурые волнистые волосы, что обрамляли её детски-невинное личико с голубыми глазами под тёмными, чёткого рисунка бровями, изящным носиком и маленьким, пухлым как у ребёнка ртом.
Две её подруги по внешности были значительно проще. Разве что Зинаида Госкина, сидящая неподалёку с карандашом и бумагой на коленях. Маленькая и тонкая, она была похожа на цыганку. У неё была оливкового цвета кожа и пышные иссиня-чёрные волосы. Заплетённые в две толстые косы, они оттягивали назад её несколько крупную голову, придавая девочке вид горделивый и независимый. А глубокие, чёрные, полные неясного беспокойства глаза и полноватые вишнёвые губы, всегда чуть приоткрытые, словно девушке не хватало воздуха, выдавали натуру страстную и мечтательную.
Третья из подруг, Шурочка Василевская и вовсе красотой не отличалась. Очень высокая и худенькая, она имела тело простолюдинки, привыкшей к тяжёлому труду. Тёмно-русые, довольно жидкие волосы её были заплетены в две недлинные косы. Лицо портили низкий лоб, маленькие глаза и несколько тяжеловатый подбородок. Хотя в юношеской миловидности ей так же нельзя было отказать, и особую роль в том играло выражение лица девушки – её глаза смотрели на мир со спокойной ласковой приветливостью, губы слегка улыбались. Сидя на краю ствола, она с увлечением вывязывала крючком, ловко снующим в её пальчиках, тонкое филейное кружево прошвы. Работая, она тихо напевала, а весь окружающий мир словно вторил ей: жужжали пчёлы, летали бабочки, чирикали поодаль воробьи и, прочищая горлышко, готовился к сольному выступлению соловей.
Неожиданно мирное времяпровождение сидящих на дереве, было прервано негромким взволнованным восклицанием красавицы Лизы:
– Вот он, глядите-ка, вон, вон идёт с матерью!
Все, кто слышал её, невольно повернулись и увидели: по дорожке над рекой шли двое – молодая дама в трауре и юноша-гимназист, который бережно поддерживал её под локоть. Они шли медленно, прогулочным шагом. Дама печально клонила голову в шляпке с вуалью к плечу юноши. Она была красива. Молодой человек был под стать ей. Высокий, хорошо сложенный, с прекрасной выправкой, он скорее походил на офицера. Форменная курточка синяя с красным воротником и серебряными пуговицами прекрасно сидела на его широких крепких плечах, мягко облегая тонкий стан. Синие брюки были хорошо отутюжены. Блестели кончики начищенных ботинок. Лицо его тоже было примечательно, оно отличалось благородной изысканностью черт и прекрасным, бледно-матовым цветом гладкой как у девушки кожи. Только чуть полноватые губы с лёгким пушком над ними нарушали общую картину изысканности, придавая лицу юноши выражение простодушия и доброты. У него были светлые волосы и большие глаза, широкие тёмные брови оттеняли высокий ясный лоб, на который молодой человек надвинул форменный картуз с красным околышем.
– Вот, видите, это он, – понизив голос почти до шёпота, повторяла Лиза, – князь Сергей Александрович… Он – сын полковника Гоккера. Полковник скончался недавно, оставив жене, сыну и дочери огромное состояние. Сестра его Лидия ещё маленькая…. А Сергей в этом году заканчивает гимназию и собирается идти по следам отца. Мундир прекрасно подойдёт ему, не правда ли?
– Да, хорош, – пропела черноглазая Зинаида, – но куда нам, безродным бесприданницам до таких…
– Не скажи, – Лиза горделиво отвела от лица прядку светлых волос, – красота тоже чего-нибудь да стоит. По крайней мере, когда мы пару раз столкнулись с ним на улице, он обернулся мне вслед. Да мне и не сложно привлечь его внимание – наш дом на Меленинской, где мы снимаем комнаты, находится почти напротив их дома. О, у них такой прелестный особнячок в глубине двора! Вокруг чугунная решётка, заросли белой акации и огромная клумба перед входом. Должно быть, жить в таком особняке всё равно что в раю!
И Лиза, воображая себя дамой из полковничьего особняка, лениво выпрямилась и важно выгнула спинку. Зинаида, провожая взглядом молодого человека, голосом, дрогнувшим от волнения, проговорила:
– Да я бы за таким и без денег и без особняков на край света ушла бы…
– Фи, чем бы ты стала для него без денег! Ты наскучила бы ему за пару недель! Такие как он не мыслят себе женщин без шёлкового белья, без французских духов…
– И всё-таки любовь выше денег. Я надеюсь, я очень верю, что Господь услышит меня и пошлёт мне то, о чём я мечтаю.
Лиза презрительно передёрнула плечиками и повернулась к Шурочке, почему-то раздосадованная её упорным молчанием.
– Одна наша Шурочка ни о чём не мечтает, – проговорила она с небрежностью. Девушка, услышав своё имя, подняла голову от рукоделия.
– А что мечтать, – сказала она с невозмутимым спокойствием, – Господь лучше знает, что нам полезно и потому всё будет не по нашему хотению, а по Его Промыслу о нас. Просто надо жить так, чтобы Промысел Его был… был не слишком тяжек…
– Конечно, имея в банке золото на счету, можно жить не тужить и на Бога надеяться! – неожиданно резко высказалась Лиза.
– Да какое там особенно золото, – Шурочка почему-то смутилась.
– Да какое ни есть, а золото. Приданное, значит. У нас же с Зинаидой всё приданное – рваная шляпа, да пара битых чашек…
– У меня и того нет, – вздохнула Зинаида.
После ужина и вечерней молитвы девочки разошлись по спальням, или как их называли в подобного рода учреждениях – дортуарам. Большая комната с белёными стенами и огромными окнами, на которых почему-то не полагалось вешать шторы, служила спальней для учениц четвёртого класса. Узкие металлические кровати стояли близко друг к другу, места между ними хватало лишь для маленьких стульчиков под одежду. Кровати Шурочки, Лизы и Зинаиды стояли рядом с самого начала, ещё когда только девочки поступили в первый класс. Должно быть, именно поэтому они и сдружились – три одинокие напуганные жизнью сиротки. Впрочем, оказалось, что девочки очень разные, и разного у них было больше, чем общего – характеры, привычки, взгляды, и с годами эта разница только усугублялась. Всё чаще между ними вспыхивало раздражение, в душах поселялось непонимание, а иногда и злоба, только дружба не рвалась, спаянная привычкой и одиночеством. Камнем преткновения, как правило, служила Зинаида, которая, как и большинство в их классе, тянулась к приветливой и ласковой Шурочке. Это выводило из себя Лизу, и чувство ревности не давало ей покоя. Уже не первый год она делала попытки оторвать Зинаиду от Шурочки и привязать к себе, отчего по отношению к Шурочке Лиза нередко позволяла себе грубые выходки и насмешливые замечания.
В молчании, под строгим надзором классной дамы, девочки сняли и повесили на стульчики свои форменные платья, фартуки, чулки и, переодевшись в длинные белые рубашки с воротничками под горло, легли. Легли, каждая, как этого требовал училищный устав – на спину, положив руки поверх одеял. Иначе спать девочкам не позволялось. После чего был потушен свет и Анна Афанасьевна, пожелав воспитанницам спокойной ночи, чинно вышла.
Сложив руки на груди, как всегда послушная, Шурочка закрыла глаза. Под ресницами мелькали яркие воспоминания дня, блеск реки, сочная зелень рощи и юноша, заботливо склонившийся к печальной даме…